Грязное белье сначала полоскали в проточной воде и затем с силой утаптывали босыми ногами. Потом его закладывали в бочонок или кадку с дыркой в днище или в выдолбленный в скале полукруглый бассейн, причем слои белья перемежались древесной золой (в основном дубовой). Через верх в кадку заливалась горячая вода, и щелок, выделявшийся из золы, благополучно уносил с собой жиры и пот, а заодно служил отличным отбеливателем.

Иногда грязные простыни вываривали над очагом, добавив в воду щелок, время от времени помешивая содержимое. Затем вынутое и отжатое белье выбивали валками, вымачивали в проточной воде, пятна с силой оттирали руками. В качестве моющего средства применялся корень мыльнянки. Едкий сок растения отлично выводил пятна и отмывал даже самые тонкие ткани, придавая им мягкость и шелковистость.

Доброй славой пользовалась также «фуллерова земля» – сукновальная глина, или ее французская разновидность, «соммьерская земля», известная своей способностью обезжиривать ткань. И наконец, при стирке верхней одежды применялось черное или коричневое мыло на основе овечьего сала, а для пышного платья аристократов и богачей – дорогое светлое мыло из оливкового масла, которое можно было купить в городе на лотках мелочных торговцев или в лавках мыловаров.

Для просушки белье раскладывалось на свежей луговой траве, на обрывистых стенках городских рвов, на речном песке, развешивалось на веревках или шестах… Своим рабочим инструментам прачки, обладавшие чувством юмора, нередко присваивали названия чисто комического свойства. Кадка для мытья в обиходе носила название «чистилища», валок для выбивания белья был «ударом милосердия» (по аналогии с рыцарским кинжалом, которым добивали смертельно раненных), а горка чисто выстиранного белья и вовсе именовалась «страшным судом».

В богатых домах прачечное помещение располагалось по соседству с кухней, по необходимости снабжаясь бассейном или деревянными кадками, ведрами или котлами для нагревания воды, а также всеми необходимыми принадлежностями. Несмотря на всю тяжесть подобной работы, прачечная служила таким же местом сбора женского населения города, каким для мужчин была кузница или таверна. За стиркой прачки поддразнивали и вышучивали друг друга, пели, наконец, самозабвенно перемывали косточки друзьям и знакомым.

Пока прачка занималась своим делом, Хаго решил убраться подальше от миазмов, которые распространял общественный туалет. Он отошел в сторонку и прилег в высокой траве на холмике, поросшем кустарником.

Полянка, где расположился Хаго, была совершенно прелестной – сплошь устеленная цветочным ковром и мягкой травкой. Закинув руки за голову, мальчик мечтательно уставился на небо, где небольшие тучки устроили хоровод. В Аахене ему редко выпадала возможность остаться наедине с природой, и он наслаждался пением птиц, жужжанием пчел и ароматами разнотравья.

Спустя какое-то время сонная нега смежила его веки, и он задремал. Ему приснился цветной сон, в который Хаго окунулся как в водоворот. Но финал сновидения оказался тревожным. На него надвигалась черная туча, которую кромсали молнии, и приятное томление сменилось поначалу тревожным чувством надвигающейся беды, а затем мальчика и вовсе охватил беспричинный страх.

Из тучи появилось страшилище, которое злобно скалилось и протягивало к нему длинные мохнатые руки. Сделав над собой огромное усилие, Хаго вырвал себя из объятий сонного забытья и открыл глаза.

В мире ничего не изменилось. Но тревога, угнездившаяся в душе мальчика, только усилилась. И вскоре стало понятно, по какой причине.

За стеной кустарника шел тихий разговор. Но он прозвучал в голове мальчика как трубы Страшного суда. Совсем рядом с ним находились Бамбер и Вим! Они негромко обговаривали какую-то каверзу, очередное разбойное нападение.

Опасаясь лишний раз шевельнуться, Хаго немного успокоился и прислушался. Из-за того, что у подручных скупщика краденого пропали деньги, которые они получили на дорогу от херра Альдульфа, Бамбер и Вим оказались в весьма затруднительном положении и в связи с этим решили поправить свои финансовые дела. Спустя какое-то время бандиты договорились, как это сделать, и ушли. Их голоса удалились, а на лице юного воришки появилась коварная ухмылка.

Не мешкая, он вскочил на ноги и побежал к прачке, которая уже закончила постирушку и расстелила белье и вещи Себальда и Геррика на травке для просушки. Этот процесс обещался быть длительным, поэтому Хаго не стал дожидаться его окончания. Наказав женщине доставить вещи на постоялый двор после обеда и дав ей монетку, чтобы она наняла носильщика, он с примерной прытью помчался по тропинке, которая вела к воротам Кремоны…

Меняла Абрахам Ашер Леви любовно пересматривал монеты, которые кучкой высились перед ним на столе, обитом зеленым сукном. Такой стол, на котором обычно и происходили обменные операции, в Италии назывался «банко».

Собственно говоря, менялу-сефарда, променявшего знойную Испанию, в которой ему стало тесно из-за большой конкуренции между собратьями по ремеслу, на такую же жаркую Италию, где после длительных войн начала оживляться торговля, так и прозвали – «дель Банко». Мало кто знал его настоящее имя.

Дель Банко занимался тем, что у сарацин называлось «накада» – сортировал монеты, отбирая полновесные и добротные от плохих и легковесных. Он взвешивал монеты на миниатюрных рычажных весах и раскладывал их на кучки.

Деньги одного номинала, по идее, должны были иметь одинаковую покупательную способность, тем не менее монеты различались по весу. Какие-то неизвестные шлемазлы, которым все мало, пользуясь тем, что золотые и серебряные монеты выходили из-под чекана неправильной, некруглой формы, отщипывали от них по крохотному кусочку. С виду монета как монета, но вес-то у нее другой.

Поэтому Абрахам дель Банко отбирал монеты потяжелее, чтобы положить их в сундук, – свою личную казну, где хранился неприкосновенный запас на «черный день», – а остальные намеревался пустить в оборот.

В отличие от многих других менял, которые располагались прямо на центральной улице и площадях города, а также возле рынков и в порту, у дель Банко была небольшая конторка на глухой окраине Кремоны, напротив сквера. Тем не менее он вел дела с размахом.

Купцы и капитаны торговых судов хорошо знали дель Банко и шли к нему рыбьими косяками. Абрахам имел со своего ремесла очень даже неплохой гешефт. Многие менялы ему завидовали и никогда не упускали возможность подставить ножку. Но дель Банко трудно было провести на мякине, тем более что он придумал оригинальный способ избавить купцов, мореплавателей и вообще всех путешествующих от тяжких забот, связанных с сохранением денег.

Абрахам Ашер Леви дель Банко создал в основных портах Средиземного моря множество еврейских меняльных контор, которые принимали звонкую монету, а взамен выдавали невзрачный кусочек пергамента с начертанными на нем непонятными знаками